КАВКАЗСКИЕ ПЛЕННИКИ

Из первых рук

И журналист А. Минкин, и спецкор «Огонька» К. Белянинов
оказались в Чечне в одно и то же время. Один путешествовал
вместе с А. Лебедем, другой — с боевиками...

— Ну нет, ты посмотри, что он делает! — чеченский снайпер оторвался на секунду от оптического прицела своей СВД и посмотрел на меня, ища поддержки. — Я тут уже пять часов на него смотрю, а он там отдыхает!

В прицел протянутой винтовки российский блокпост, расположенный сразу за железнодорожным вокзалом, был виден как на ладони.

— Не туда! Ты чуть правее посмотри!

Чуть правее, на башне врытого в землю танка сидел солдат. Читал затертый до желтизны номер «Российской газеты» и пил воду из бутылки. То, что вода теплая, было понятно и без прицела.

— Сейчас нажать на курок, и одним вашим русским меньше будет, — подошедший сзади командир чеченского отряда Ваха Шамаев посмотрел на часы. И добавил, обернувшись к снайперу: — Сейчас рано еще, пусть поживет...

До штурма блокпоста оставалось двадцать минут.

В Чечне вообще сложно хранить тайны. И если полевые командиры провели секретнейшее совещание где-нибудь в горах под Шатоем, то, будьте уверены, подробности этого совещания уже на следующий день будут рассказывать друг другу торговки с грозненского центрального рынка. И объяснять это странное на первый взгляд обстоятельство особенностями национального характера. Поэтому в Грозном о предстоящем штурме знали все. Более того, за неделю до начала боевых действий все на том же центральном рынке появились листовки, подписанные Зелимханом Яндарбиевым и призывавшие мирных жителей уходить из города. Тогда представители российских спецслужб назвали это провокацией.

А 6 августа отряды чеченских боевиков вернулись в Грозный. Вернулись, как хозяева, лишь на время уехавшие из собственного дома. Как хозяева, сохранившие все ключи и твердо знающие, где что лежит.

Легкости, с которой чеченские отряды прошли многочисленные российские блокпосты и КПП и за два дня заняли окраины Грозного, удивлялись разве что генералы в московских штабах. Любой местный житель, любой журналист, хоть раз побывавший в Чечне, подтвердит: в последние полтора года боевики свободно передвигались по территории воюющей республики. На большинстве блокпостов просто отворачивались, когда машины, набитые бойцами в зеленых повязках, проезжали мимо. На других — пропускали боевиков за весьма умеренную плату.

Рвануло где-то совсем рядом, и сразу вслед за грохотом разрыва с блокпоста повалил жирный черный дым. Блок отозвался дробным перестуком автоматных очередей, потом с него низко и тяжело ударил танк. Пара снарядных осколков, влетев сквозь разбитые окна здания, где располагался штаб чеченского отряда, ударила по стенам. Снайпер, все двадцать минут в ожидании штурма поигрывавший курком своей винтовки и периодически сообщавший, скольких русских он сумел бы «снять» за это время, вдруг, подхватив СВД, быстро оставил позицию и перебрался на более безопасный первый этаж.

— Блокпост уж очень большой, — пожаловался командир, прислушиваясь к шуму боя. — Там танк, два БТРа и БМПешка. Все вкопано в землю, да еще солдат человек сто пятьдесят, если не двести.

Еще два снаряда разорвались на брошенных железнодорожных путях метрах в пятидесяти от дома, покачнув полуразрушенное здание взрывной волной.

— Перелет, — констатировал Шамаев. — Знаешь, мы им три раза предлагали сдаваться, а они не хотят. Сидят у себя на блоке и огрызаются. Никак их взять не можем.

Автоматный перестук как-то неожиданно затих. Лишь с блокпоста одиноко продолжал бить крупнокалиберный пулемет с БТРа. В дом по одному начали возвращаться боевики. Садились прямо на пол, заваленный осыпавшейся штукатуркой, кусками кирпича и непонятного происхождения досками. Закуривали, начав чистить еще дымящиеся автоматы. Один, протирая куском бинта подствольный гранатомет, тихонько бурчал себе под нос: «Девочка моя синеглазая...»

Войдя в Грозный, чеченцы всего лишь на день завязли в боях с разбросанными по городу российскими войсками. Потом изменили тактику: не допуская прямых столкновений, они просто-напросто обходили блокпосты и базы войск, отрезая их от внешнего мира, и шли вперед. Вокруг позиций федералов оставались снайперы и гранатометчики, и любая попытка российских солдат вырваться из окружения подавлялась быстро и жестоко. Колонны бронетехники, высланные на помощь из аэропорта Северный и главной российской базы в Ханкале, легко уничтожались гранатометчиками из придорожной «зеленки». А федеральная авиация, к удивлению окруженных, так и не предприняла хоть сколько-нибудь серьезной попытки пробить «коридор» для выхода к своим. Самолеты, несколько раз отбомбив жилые кварталы на окраинах Грозного, ежедневно уходили куда-то в сторону гор, по всей видимости, разнося на куски уже оставленные горные базы боевиков. А вертолеты, целый день кружащиеся над городом, почему-то предпочитали не помогать своим, а наносить ракетные удары по колоннам беженцев, покидающих Грозный. На десятый день штурма таких ударов насчитали уже семь. Под ракетами погибло более ста мирных жителей.

Но эти налеты уже ничего не могли изменить. Боевики взяли город. Оставшиеся шесть российских блокпостов предпочитают «не обострять отношений» с боевиками и более или менее мирно сосуществуют с ними. Вялые перестрелки идут в самом центре города, где федеральные войска все еще удерживают здания МВД, ФСБ и правительства Чечни. Да еще круглые сутки город обстреливают артиллерия и минометы из Ханкалы и Северного.

Очередной штурм блокпоста не удался. Ваха Шамаев вполголоса совещался о чем-то с двумя боевиками, ножом на куске фанерки вычерчивая новые схемы атаки. Снайпер, выждав, когда замолкнет российский пулемет, ушел наверх, на свою позицию.

— А журналисту здесь нечего делать, — вдруг вспомнил обо мне Шамаев. — Выведите его отсюда.

Выводил меня пятнадцатилетний боевик Арби.

— Они сейчас «пожарку» будут подводить, — объяснил он. — Пожарную машину залили бензином, потом из нее пост обольют и трассером зажгут.

— Арби, — спросил я. — А давно ты воюешь?

— Полтора месяца.

— А зачем? — ожидая услышать в ответ привычные уже чеченские рассуждения о мести за погибших товарищей, разрушенные города и села и о борьбе за независимость Ичкерии.

Арби подумал немножко:

— А чтобы потом у меня отметка была, что воевал. Когда будем независимыми, это должно помочь.

У самой дороги, в канаве, четыре полуобгоревших трупа. Их сожгли чеченцы.

— Мы запрашивали русских, чтобы своих забрали, а от них никакого ответа. Вот и сожгли, чтобы запаха не было, — объяснил Арби.

Нефтеперерабатывающий завод полыхал всю ночь, красным неверным светом освещая округу, а черный дым пожарища был заметен даже на фоне ночного неба. По городу гулко била федеральная артиллерия, все время перенося огонь с одного квартала на другой.

— Тут все время что-то горит, — сказал Саид Мадуев, хозяин дома в Заводском районе, в ворота которого я постучал, не успев до наступления темноты выбраться из Грозного. — Вокруг города полно нефтехранилищ, и когда одно догорит, кто-то тут же поджигает другое. Русские это делают или чеченцы, я не знаю.

В квартале Саида, на Надкарьерной улице, из девяноста семей осталось десять. Остальные ушли из города, оставив дома под охраной соседей. От домов, правда, мало что осталось. Мины и снаряды попадали в каждый, так что дом без пробоин и с целыми окнами найти трудно.

— Вон справа у нас русская семья живет, слева — армяне, дальше два чеченских дома, потом опять русский, — загибает пальцы Саид. — Боевиков здесь никогда не было.

Его сосед, решив на второй день штурма уехать из Грозного, загрузил самое необходимое в старенький «Москвич-412». Семья уже разместилась в машине, а сам хозяин пошел запереть дом, когда начался обстрел. Первая мина пробила капот машины, вторая разорвалась в полуметре от багажника. Шесть человек погибли.

— Я сам служил в армии, я понимаю, когда бьют по целям, но в Грозном для артиллерии целей не существует. Стреляют куда попало.

...В ту ночь мина разорвалась во дворе соседнего дома. А сын Саида, Ибрагим, на прощание принес мне полную пригорошню осколков. Обычный сегодня сувенир из Грозного.

Война для страны, воюющей уже двадцать месяцев, давно стала привычкой. У нас всерьез обсуждают перестановки в правительстве и количество дач, построенных генералами. У нас с интересом следят за курсом доллара и обсуждают, кто из двух «Ч» больше влияет на экономику — Черномырдин или Чубайс. Россия, похоже, просто забыла о чеченской войне, оставив ее лишь для телевизионных новостей, когда маленькие зеленые фигурки бегают по горам.

Сейчас в Чечне надеются на Лебедя.

— Те, кто здесь голосовал, голосовали за Лебедя, — говорят не боевики даже, а обычные грозненские жители, пробирающиеся за водой к Сунже под аккомпанемент российских бомбардировок. — Но если и он не остановит войну, то тогда говорить о чем-то с российскими властями бесполезно.

А армия... Двадцать месяцев, проведенные в окопах непонятной войны, тысячи восемнадцатилетних мальчишек, погибших за разворованные политиками миллиарды долларов, сделали российскую армию в Чечне самостоятельной силой, принимающей собственные решения без оглядки на приказы из Москвы.

Это противостояние может продолжаться долго. Когда в 1944 году депортировали чеченцев, часть сумела уйти в горы. Они воевали больше тридцати лет: последний «абрек» спустился в родное село лишь в 76-м году.

Использованы фотографии:
Ю.Феклистова, AFP, REUTER